Поэт Николай Глазков, выпуская в начале 1950-х рукописные книжечки «тиражом» 3–4 экз., указывал на титульном листе «Самсебяиздат». Со временем словосочетание сократилось до «самиздат» и стало означать в СССР неподцензурную литературу.
Государственная власть всегда имеет тенденцию к контролю над словом. На протяжении истории периоды жесткой цензуры сменялись более «либеральными». Как только наказание за распространение неподцензурных изданий смягчалось, число свободно ходивших текстов стремительно увеличивалось. Так было в середине 18 в., когда императрица Елизавета отменила смертную казнь за распространение крамольных текстов, – по рукам стали во множестве ходить переводы Вольтера, масонские сочинения, едкие эпиграммы, политические трактаты и поэмы вольно-эротического содержания (Иван Барков). Так произошло и во времена «оттепели», когда произошел небывалый всплеск самиздата в СССР и появилась субкультура андеграунда.
В досоветский период наиболее популярными распространяемыми в рукописном виде книгами были радищевское Путешествие из Петербурга в Москву и комедия А.С.Грибоедова Горе от ума.
После Октября 1917 бесцензурно печатать книги стало сложно. Сразу после революции это было связано с общей разрухой, затем с идеологическими соображениями. В сентябре 1918 в лавке Осоргина продавались рукописные сборники стихотворений Андрея Белого, Михаила Кузмина, Николая Гумилева, Владислава Ходасевича, Максимилиана Волошина. Позже такой тип изданий существовал и в 1920–1930, но скорее в качестве частных подарков.
В 1930–1940-х писатели боялись держать рукописи дома. Но и в это время существовал зародыш литературного андеграунда. Самиздат 1930–1940-х был преимущественно устным. Самым известным из «ходячих магнитофонов» был Г.Л.Ковалев: благодаря его феноменальной памяти сотни поэтических текстов были записаны с голоса и изданы Конст. Кузьминским в Антологии из Голубой Лагуны (Хьюстон – Нью-Йорк, 1977–1978).
Цензурные запреты шли по четырем основным направлениям – критика советского строя, «формалистическая» эстетика, религия и мистика, эротика и порнография
Расцвет самиздата в советский период приходится на время хрущевской «оттепели» и брежневского «застоя». Выходившая в самиздате правозащитная литература и художественная литература с политическим уклоном имели ряд отличий. Задачей правозащитной литературы, например, периодического издания «Хроника текущих событий», было с указанием лиц, дат и событий описать общественное противостояние правящему режиму. Литературные же произведения, содержащие критику существующего строя, были скорее ориентированы на осмысление эмоционального и концептуального опыта существования.
Самое значительное произведение такого рода – Архипелаг Гулаг (1968) Александра Солженицына включало в себя социологические выкладки, воспоминания, публицистические и аналитические пассажи. В подзаголовке значилось «Опыт художественного исследования». По жанру Архипелаг представлял собой нечто среднее между социологическим исследованием и художественно-публицистическим эссе.
В духе «художественного исследования» написаны и диссидентские романы доктора философских наук Александра Зиновьева. Он обращался к художественным образам в поисках емких символов, означающих социальные позиции его героев. Художественно-публицистические романы Зиновьева Зияющие высоты (1976), Светлое будущее (1978), В преддверии рая (1978), Желтый дом (1980) представляли собой смесь советских анекдотов, социальных типов, диалогов людей разных специальностей и социальных позиций, случаев из жизни и т.д. Зиновьев отвергал необходимость описания физического облика своих персонажей, считая, что вполне достаточно их интеллектуальной позиции, поскольку своей целью видел не художественное отображение реальности, а анализ социальных явлений.
Произведения Солженицына, Зиновьева и других писателей, напечатанные в основном за рубежом, подпольно переправлялись в СССР, затем размножались и расходились по рукам в виде самиздата.
Отечественная литература была разделена на официальную и неофициальную, распространяемую полуподпольно. Неофициальную литературу, косвенно связанную с политической деятельностью, создавала писательская среда, в 1960–1980-х находящаяся вне официальных литературных институтов, ориентированная на западные ценности и готовая эмигрировать. Шел процесс формирования маргинальной культуры, неучастия в работе официальных социальных структур. Вокруг литературного самиздата складывалось свое культурное пространство.
Чтение и распространение самиздата предполагало наличие тесного круга единомышленников, доверявших друг другу. В 1950-х определяющую роль начинают играть частные художественные кружки, где вокруг ветеранов группировалась молодежь. Они становились центрами, откуда самиздат расходился по стране. В Ленинграде – это дом ленинградского философа Я.С.Друскина; квартира специалиста по античности А.Н.Егунова, тесно связанного в молодости с писателем К.К.Вагиновым и обэриутами; дом А.А.Ахматовой. В Коктебеле – это дом поэта М.А.Волошина. В Москве – дом поэта А.Е.Крученых, дача Б.Л.Пастернака в Переделкине, дом Кропивницкого в Лианозово.
Художественная проза стала сферой выражения московского литературного андеграунда 1960-х. Поэму Москва – Петушки Венедикта Ерофеева, повесть Николай Николаевич Юза Алешковского, прозу Саши Соколова, мистико-эротические кошмары Юрия Мамлеева можно рассматривать и как самиздатские бестселлеры. В основе большинства этих произведений – полуисповедальный монолог героя, обращенный к доверительному собеседнику. Зачастую главные герои носят имена авторов произведений – Веничка, Эдичка, т.е. авторы идентифицируют себя со своими героями, наделяя их собственной авторской интонацией.
Продолжил характерную для самиздата тему интереса к изнанке жизни Эдуард Лимонов. Мазохистски растравляя собственную душевную боль, Эдичка, главный герой романа Я, Эдичка (1979), повествует о своих эмигрантских приключениях, по большей части эротического, но иногда и социального характера.
Все больше писателей не желали уступать цензуре: если их не публиковали в СССР, они передавали свои произведения на Запад. В 1965 последовал скандал с писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем, с конца 1950-х публиковавшими свои произведения на Западе. Владимиру Войновичу после публикации на Западе романа Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина также пришлось покинуть СССР, т.к. надеяться на издание своих книг здесь он уже не мог. Все «скандальные» произведения были в скором времени опубликованы на Западе и распространялись в СССР по каналам самиздата.
Значительная часть литературных произведений, опубликованных в самиздате, была посвящена теме противостояния личности давлению официального социального окружения.
В самиздате была широко представлена «лагерная проза», начало которой было положено Одним днем Ивана Денисовича Солженицына. Одно из «художественных исследований страшной реальности», как называл их сам автор, были Колымские рассказы (1966) Варлама Шаламова.
Повесть Верный Руслан (1974) Георгия Владимова, история караульной собаки, тоже распространялась в самиздате.
Помимо художественных произведений, в самиздате широкое хождение имели воспоминания и документальные свидетельства бывших узников. Крутой маршрут Евгении Гинзбург – автобиографические рассказы и заметки о жизни в лагере. Диссидент Анатолий Марченко в подробных документальных мемуарах Мои показания (1967) описывает устройство лагерей.
В трех книгах своих Воспоминаний, написанных в 1960–1970, Надежда Мандельштам размышляла о том, почему значительная часть русской интеллигенции приняла советский строй.
За границей продолжали печататься и переправляться по каналам самиздата в СССР запрещенные цензурой книги. Была издана вторая часть романа Юрия Домбровского Факультет ненужных вещей (1978), печатались повести уехавшего на Запад Василия Аксенова Ожог, Остров Крым. Кроме того, в списках ходили произведения официально публикуемых писателей, которые были напечатаны ограниченными тиражами, например, Улисс, Улитка на склоне братьев Стругацких. В жанровом отношении в самиздате 1960–1980-х выходили поэзия, проза, правозащитные и религиозные издания, публицистика, рок-журналистика, эзотерическая литература и т.д.
В самиздате впервые читатели могли познакомиться с прозой обэриута Даниила Хармса.
Самиздат можно рассматривать и как сумму неподцензурной литературы, и как одно из течений литературного процесса 1950–1980-х, не включенное в деятельность официальной литературы. Авторы андеграунда требования к себе устанавливали сами. В выборе тем и поисках новой эстетики они были свободны, мнение и требования редакторов их не волновали.
В 1980-е меняется характер, способ распространения текстов и их ассортимент. Так, на заре самиздата при тиражировании преобладал «ручной труд» – рукописные, машинописные и фотокопии произведений, имеющихся в небольшом или единичном количестве у узкого круга лиц. Самиздат же 1980-х представлял собой уже вполне сложившийся и отлаженный механизм рынка определенного книжного ассортимента. По большей части это были издаваемые на Западе на русском языке журналы и правозащитная литература, произведения писателей-диссидентов. Кроме того, широкий спрос имели произведения философов и психологов, не издававшихся в СССР – Хайдеггера, Юнга, Фрейда, Бердяева, Флоренского. В 1980-е преобладала книжная продукция, изданная за рубежом и размножаемая на ксероксе в СССР. С оригиналами можно было ознакомиться у распространителей самиздата, заказать и приобрести ксероксную копию, по желанию покупателя – оформленную в твердый переплет
В 1979 группа прозаиков и поэтов (Викт. Ерофеев, В.Аксенов, А.Битов, Ф.Искандер, Е.Попов, Б.Ахмадулина, А.Вознесенский и др.) подготовили альманах Метрополь. Ничего крамольного в сборнике не было, но требование авторов печатать все без цензуры власти не приняли. После неудавшихся попыток издать его на родине, его отправили за границу, что вновь вызвало скандал.
После перестройки неофициальная литература прекратила существование. Опальные ученые (Андрей Сахаров) становились центральными политическими фигурами, запрещенные писатели (Александр Солженицын) открыто публиковались. Тем не менее, вхождение самиздатских авторов в нормальную литературу было процессом непростым. Удалось это далеко не всем.
На первый взгляд, с отмиранием цензуры самиздат становился не нужен, т.к. фактически любой человек мог напечатать любой текст. С другой стороны, появилось другое затруднение – угроза тотальной коммерциализации публикуемых произведений. Диктат коммерческой выгоды привел к засилью востребованных массовым читателем популярных жанров – детективов, женских романов и т.д., что приводило к фактическому размежеванию литературной продукции на коммерческую и интеллектуальную, рассчитанную на сравнительно узкий круг потенциальных читателей. Т.е. в эпоху демократии диктат цензуры сменился диктатом рынка.
Начиная с 1990-х тексты перекочевывают на электронные сайты.
Журналы Самиздата. Журналы Самиздата. В 1951 в Ленинграде на филфаке одновременно появились два рукописных альманаха: «Брынза» и «Съедим брынзу» – стихи, статьи, полемика. В Москве в 1960 выходят три номера одного из первых самиздатских журналов, «Синтаксис», тиражом 200–300 экземпляров. В 1978 в Париже выходил журнал под этим же названием под редакцией А.Синявского и М.Розановой.
В 1961 возник издаваемый Ю.Галансковым и Н.Горбаневской московский альманах «Феникс», характер альманаха – социально-критический. В 1965 вышел первый номер журнала СМОГа «Сфинксы». В Ленинграде в 1966 стал выходить альманах «Фьоретти», в котором доминировал пародийный тон, абсурдистские интонации.
В Ленинграде в 1970-е начинают издаваться независимые толстые литературные журналы. С 1976 по 1981 выходил журнал поэзии «37». Здесь печатались стихи Сапгира, Седаковой, Жданова, Пригова, неизданные тексты поэтов Серебряного века. С 1976 по 1990 вышло 80 номеров по 250–300 страниц журнала «Часы». Здесь больше места было уделено прозе. Журналы «37» и «Часы» порой вели друг с другом полемику в духе западников и славянофилов 19 в.
Журнал «Обводный канал» публиковал самиздатскую прозу, социологические и философские статьи, поэзию с интеллектуально-философским уклоном. Изысканно оформленный журнал «Северная почта» (ред. С.Дедюлин, В.Кривулин) был посвящен поэзии и проблемам теории и практики поэтического языка.
С 1985 в Ленинграде стал выходить прозападный «Митин журнал», который был ориентирован на культуру постмодерна. Это один из немногих журналов, которые выдержали испытание временем и выходят в типографском исполнении до сих пор. Из самиздатского в малотиражное издание превратился и журнал «Сумерки».
В Москве регулярных самиздатских изданий было меньше. Альманах «Московское время» был скорее коллективным сборником стихов. С середины 1980-х до начала перестройки выходит альманах «Эпсилон-салон». Альманахи «Вавилон», «Пост», выходившие в 1990-е, стали последними отзвуками уходящей эпохи самиздата.
«Грани» и «Континент» – наиболее известные журналы «тамиздата», как в СССР начали называть бесцензурные издания на русском языке, публикуемые за границей. Здесь преобладала правозащитная тематика – статьи и репортажи, литературное творчество русских диссидентов, печатались материалы из культурного наследия и литературные новинки.
К началу «перестройки» в СССР литературные самиздатские журналы стали массовым явлением, количество их названий даже перекрывало список официальных периодических изданий.
Ирина Ермакова
Для того, чтобы посреди 20 в. в России для поэзии наступила «догутенберговская эпоха», необходимы были два условия: во-первых, желание власти целиком контролировать культурно-эстетическую сферу общественной жизни, во-вторых – ее неспособность полностью реализовать свои претензии. Поэтому в сталинские времена, хотя и распространялись в списках стихотоврения Ахматовой, Мандельштама, поэтов «серебряного века», «самиздат» как общественное явление только зарождался: было слишком страшно, и всякая несанкционированная рукопись могла «потянуть» на долгие годы лагеря.
Таким образом мы имеем полное право сказать, что «самиздат» в своем, так сказать, классическом виде – дитя «оттепели». Кстати, широкому распространению этого явления, кроме очевидных общественно-политических процессов, способствовали два, не оцененных до сих пор фактора: распространение печатных машинок и отдельных квартир (где можно было перепечатывать тексты, не боясь доноса соседей).
Окончание сталинской эпохи привело к бурному всплеску интереса к поэзии. Можно сказать, что в 50-е советская молодежь заново открывала для себя современную мировую культуру, прежде всего культуру поэтическую. Не случайно это открытие началось с «лучшего, талантливейшего советского поэта», служившего как бы официальным мостиком между советской культурой и миром авангарда. В 1958 на Триумфальной площади в Москве был открыт памятник Маяковскому, и тотчас вокруг него стала собираться по вечерам молодежь, читавшая стихи Маяковского, других современных поэтов и, наконец, свои собственные. Власти сначала не знали, как реагировать, потом усилили контроль и наконец, после начала «завинчивания гаек» в области культуры – разогнали (1962).
К тому моменту, однако, поэтический самиздат давно уже стал свершившимся фактом. Слово это (в форме «Самсебяиздат») изобрел, как известно, Николай Глазков (1919–1979), который печатался мало. Одно из лучших и наиболее глубоких его произведений – популярное в «самиздате» стихотворение:
Я на век взираю из-под столика.
Век двадцатый, век необычайный.
Чем он интересней для историка,
Тем для современника печальней.
По иронии судьбы это крамольное стихотворение было опубликовано, и не где-нибудь, а в «Правде» – разумеется, в контексте ругательной статьи.
Среди других «пионеров» «самиздата» следует назвать Александра Есенина-Вольпина и Наума Коржавина, чьи произведения уже в сталинские годы были полны общественно-политическим звучанием и предвосхищали будущую «диссидентскую» поэзию. Собственно, это – стихотворная публицистика. Есенин-Вольпин несколько «наивно» и прямолинейно выражает в стихах мысли и чувства диссидента:
...Если вынесу войну и голодок,
Может быть, я подожду еще годок,
Посмотрю на те невзрачные места,
Где я рос и где боялся так хлыста (...)
А когда пойдут свободно поезда –
Я уеду из России навсегда!
(О сограждане, коровы и быки, 1952–1953. Имеется в виду поражение СССР в предполагаемой войне с США).
Стихи Коржавина интеллектуальны, наполнены историко-философским содержанием, и представляют собой рефлексию на злободневные политические темы, например, оправданности насилия в истории:
…Если кровь, то Спасу нет,
Ставь хоть церковь на крови
…
Не с того ль твоя судьба?
Смертный выстрел – для любви,
С Богом – дворников толпа,
Церковь Спаса – на крови…
(Церковь Спаса на Крови, 1968)
Его же стихотворение Памяти Герцена, представляющее собой шутовское прощание с идеалами революции и «истинного ленинизма» (Какая сука разбудила Ленина...), – быстро стало популярной песней.
Из более молодого поколения поэтов, начинавших на «Маяковке», следует отметить Владимира Ковенацкого (1938–1986) и Глеба Горбовского (р. 1931). Последний, специально приезжавший на «Маяковку» из Ленинграда, писал стихи, стилизованные под блатные, из которых наибольшую популярность приобрело ставшее песней Лежу на нарах, как король на именинах...
Во времена «оттепели» важное значение для поэтического мира приобретают те «живые ниточки», которые еще связывали современность с «Серебряным веком»; молодежь восстанавливает преемственность со своими поэтическими «дедами и бабками» как бы через головы непосредственно предшествовавшего поколения. С миром авангарда связывал современность Алексей Крученых, на квартире которого собирался ряд начинающиих поэтов (Владимир Казаков, Геннадий Айги); другими центрами для творческой молодежи были дома философа Якова Друскина в Ленинграде (Друскин был ближайшим другом Хармса и Введенского) и историка-античника А.Н.Егунова, связанного с Константином Вагиновым и обэриутами. Продолжателем традиций авангарда был поэт и художник Евгений Кропивницкий, живший тогда еще в поселке Лианозове; вокруг него со временем сформировалась «лианозовская школа», или школа «барачной поэзии»: Игорь Холин, Генрих Сапгир, Всеволод Некрасов.
Молодые люди, тяготевшие к классической традиции, группировались, с одной стороны, вокруг Надежды Мандельштам и медиевиста Леонида Пинскера (Юрий Карабчиевский, Наталья Горбаневская, Ольга Постников и др.), с другой стороны – вокруг Анны Ахматовой (Евгений Рейн (р. 1935), Дмитрий Бобышев, Анатолий Найман и, конечно же, Иосиф Бродский – ленинградский кружок, члены которого получили название «ахматовских сирот»). Важную роль в этом процессе «трансляции традиции» играли также Арсений Тарковский и Леонид Пастернак, вокруг которого (в отличиее от Тарковского) не составилось постоянного кружка.
После смерти Анны Ахматовой в Ленинграде главными центрами притяжения для молодых поэтов стали Давид Дар и Глеб Семенов. По выражению их ученика, поэта Виктора Кривулина, они воспитали «целую плеяду поэтов и прозаиков, часть из которых составила впоследствии костяк так называемой второй, или неофициальной, культуры (Олег Охапкин, Алексей Шельвах, Елена Шварц, Александр Ожиганов и др.)». Наконец, в начале 1960-х сформировался царскосельский кружок (Юрий Алексеев, Борис Куприянов, Петр Чейгин, Константин Кузьминский, Елена Игнатова). Кружок собирался на квартире Татьяны Гнедич, которая вела литобъединение при одной из местных библиотек.
Из молодых поэтических имен 1950-х самым значительным было имя Станислава Красовицкого, которого Ахматова считала «безусловно гениальным». Красовицкий был членом студенческого кружка, собиравшегося на квартире Галины Андреевой; кроме него, видную роль в кружке играли Леонид Чертков и Николай Шмелев. Кружок распался в 1957 после ареста Черткова.
В те же годы в Ленинграде существовал своеобразный неофутуристический кружок, ориентированный на поэтику Велимира Хлебникова и абсурдизм. Он сложился вокруг студентов филфака ЛГУ: Эдуарда Кондратова, Сокольникова, Михаила Красильникова и Юрия Михайлова, которые еще в 1951 были исключены из университета за поразительную для тех времен акцию (они явились в университет в русских рубашках и смазных сапогах и принялись хлебать тюрю, декламируя Хлебникова). Впоследствии они были восстановлены в университете и стали центром кружка, в который вошли также Александр Кондратов (брат Эдуарда), Сергей Кулле, Владимир Уфлянд, Леонид Виноградов, Михаил Еремин и Алексей Лифшиц (Лев Лосев). Кружок распался в конце 1956 после ареста Л.Виноградова (который во время демонстрации 7 ноября поднял плакат, осуждающий вторжение в Венгрию).
Пожалуй, самой знаменитой неофициальной поэтической группой 1960-х являлся СМОГ, что обыкновенно расшифровывалось как «Самое Молодое Общество Гениев», или «Сила, Мысль, Образ, Глубина». Группа состояла из совсем молодых людей: студентов-первокурсников и школьников старших классов. Центром и инициатором создания группы был поэт Леонид Губанов (1946–1983). Смогисты откровенно афишировали свое неприятие казенного искусства и всего официального мира: например, выступали в мешках и с петлей на шее. 14 апреля 1965 (в день смерти Маяковского) они прошли по Москве с лозунгами: «Будем ходить босыми и горячими!», «Лишим соцреализм девственности!» и т.д. Власти, естественно, тотчас отреагировали, и СМОГ распался. Из участников этого объединения особо важную роль в дальнейшем развитии неофициальной поэзии сыграл Юрий Кублановский (р. 1946); оттуда же вышел прозаик Саша Соколов.
В начале 70-х образовалась группа «Московское время», виднейшими членами которой были Александр Сопровский (1953–1990). Бахыт Кенжеев (р. 1950), Сергей Гандлевский (р. 1952) и Алексей Цветков.
Кружки литераторов и поэтов, оппозиционно настроенных к официальному искусству, существовали во многих местах, особенно в крупных городах (Риге, Харькове, Львове и др.).
Из поэтов, не принадлежавших ни к какому кружку или объединению, особо следует отметить Леонида Аронзона (1939–1970) и Ольгу Седакову. В середине 70-х на авансцену поэтической жизни выходит новое поколение поэтов андеграунда, среди которых: Иван Жданов, Александр Парщиков и Александр Еременко, провозглашенного поэтическим подпольем «королем поэтов».
Ослабление, а затем и ликвидация цензуры при Горбачеве быстро свели на нет и «самиздат» как явление, и советский андеграунд как особую субкультуру. Многие поэты, начинавшие в качестве поэтов андеграунда, в 1980–1990-х благополучно вошли в истеблишмент (как Бахыт Кенжеев, Лев Рубинштейн, Дмитрий Пригов (р. 1940), Тимур Кибиров (р. 1956); впрочем, они еще до перестройки получили широкое признание на Западе). Возникшие с конца 80-х годов литературные салоны перевели прежнюю полуподпольную форму общения поэтов в, так сказать, легальное русло. В настоящее время, «самиздат», в том числе поэтический, в классическом виде невозможен.
См. также ЛИТЕРАТУРА ОТТЕПЕЛИ.
Павел Шехтман
Кривулин В. Золотой век самиздата. Самиздат века. М. – Минск, Полифакт, 1992
Савицкий С. Андеграунд. М., НЛО, 2002
