Как и многие другие «маковчане», стремился придать новую жизнь религиозному символизму (серия Библейские сюжеты, акварель, гуашь, уголь; начало 1920-х годов). Любил рисунок углем, много работал акварелью, гуашью либо в смешанной технике, поэтому его композиции чаще всего занимают промежуточное положение между графикой и живописью. С особой последовательностью выразил принципы формировавшегося в этот период «тихого искусства», чуждого как «левому» авангарду, так и АХРРовским предварениям соцреализма (см. также АХРР). После распада «Маковца» стал душой объединения «Путь живописи» (1926–1930). В манифесте объединения выразил идею картины как самоценного «маленького мирка», «органически замкнутого в себе». Именно это кредо и воплощено в жегинских циклах (Московские пейзажи, 1918–1919; Из Достоевского, 1930-е годы; вариации на тему Пира во время чумы (1920–1930-е годы) и Египетских ночей (1940-е годы) А.С.Пушкина; акварели с букетами цветов, 1940–1950-е годы), полных камерной, лирически-уединенной экспрессии.
В поздние свои десятилетия практически не выставлялся, зарабатывая на жизнь как художник-оформитель (Исторического музея и Дворца-музея в Останкино, Москва). Плодотворно занимался теорией, разработав – преимущественно на примере древнерусской живописи – близкое семиотике понимание искусства как автономной структуры, не зависящей от историко-социологических мотиваций. Наиболее значительный его труд – посмертная книга Язык живописного произведения (условность древнего искусства) (1970).
Умер Жегин в Москве 1 октября 1969.
Завадская Е. О творчестве художника Л.Ф.Жегина. – Искусство, 1976, № 3
