В 18 в., до прихода европейцев, в Австралии насчитывалось ок. 300 тыс. аборигенов, говоривших не менее чем на 200 языках. В ходе европейской колонизации 19 – начала 20 в., нередко сопровождавшейся прямым геноцидом, их численность резко сократилась. В настоящее время насчитывается не более 70 тыс. носителей австралийских языков, в основном людей старшего поколения. Большинство австралийских языков к настоящему времени либо уже вымерло, либо находится на грани исчезновения; число носителей большинства из них исчисляется несколькими десятками, а то и единицами, и лишь на нескольких языках (в частности, аранта, нганятьяра, валматьяри, вальбири) говорит до тысячи и более человек. Есть, впрочем, несколько языков, сохранность которых, благодаря целенаправленной, хотя и запоздалой, культурно-языковой политике, сейчас обеспечена: на них существует письменность, издаются газеты, ведутся теле- и радиопередачи и т.д. Наиболее крупный из них – это представленный большим числом диалектов (крупнейший – питьянтьяра) «язык Западной пустыни» (ок. 4 тыс. носителей).
Бытовавшие в период колонизации представления о «примитивности» или «низшей стадии развития» австралийских языков не имеют под собой оснований. Так, неверно распространенное мнение об отсутствии в этих языках «родовых» наименований для таких понятий, как "оружие" или "птица", основанное на анекдотических ошибках первых исследователей.
По своему фонетическому строю австралийские языки достаточно близки австронезийским языкам, по грамматическому же типу они скорее ближе к алтайским, кавказским, индоиранским и другим языкам Старого Света, нежели к большинству языков Юго-Восточной Азии и Океании. В большинстве австралийских языков (за исключением языков полуострова Кейп-Йорк) имеется простая фонологическая система, для которой характерно отсутствие фрикативных согласных и противопоставление глухих и звонких; большое число локальных рядов передне- и среднеязычных согласных – интердентальные, апикальные, ретрофлексные, ламиноальвеолярные, палатальные (указанные особенности фонетики и объясняют разнобой в передаче названий австралийских племен и языков); наличие отдельного носового сонорного в каждом локальном ряду; бедная (обычно трехчленная: i – a – u) система гласных. Все австралийские языки – агглютинативные, в языках полуострова Арнемленд нередко наблюдается полисинтетизм (см. ТИПОЛОГИЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ). В языках пама-ньюнга и нескольких других семей используются только суффиксы, в остальных языках – также и префиксы (приставки). У существительных – развитая система падежей; число в них обычно не выражается. Отсутствие особой категории числительных объясняется тем, что в традиционной австралийской культуре не возникало потребности в языковом счете; сейчас в большинстве австралийских языков используются числительные, заимствованные из английского языка. Глагол обладает категориями времени, наклонения, реже согласовательными категориями лица, числа, согласовательного класса. Морфологическим словоизменением (например, категорией времени) нередко обладают и наречия. Морфологически обычно выражено различие переходных и непереходных глаголов.
Синтаксис большинства австралийских языков характеризуется эргативной конструкцией предложения (т.е. используется особая падежная форма для подлежащего переходного глагола, тогда как подлежащее непереходного глагола и прямое дополнение выступают в другой падежной форме, обычно с нулевым окончанием). При этом личные местоимения, имена собственные и нарицательные личные имена нередко тяготеют к более привычному для индоевропейских языков противопоставлению именительного и винительного падежей.
Показатели лица, числа и согласовательного класса субъекта и объекта нередко присоединяются не к сказуемому, а к особой частице («катализатору») или к первому слову в предложении, ср. в языке вальбири (семья пама-ньюнга): wawirri kapi-rna pantirni, букв: "кенгуру «катализатор» – 1-е лицо ед. ч. пронзать", т.е. «Я пронзаю (копьем) кенгуру», где «катализатор» – вспомогательное слово kapi. Порядок слов является свободным не только для словосочетаний, но и для отдельных слов, причем выражение неместоименных подлежащих и дополнений не обязательно, ср. в вальбири wawirri yalumpu kapirna pantirni «кенгуру того я пронзаю (копьем)», при равной возможности wawirri kapirna pantirni yalumpu букв.: «кенгуру я пронзаю того», yalumpu pantirni wawirri kapirna «того я кенгуру пронзаю», pantirni kapirna «пронзаю (копьем) я (его)» и т.д. Этот факт привел К.Хэйла и некоторых других исследователей к предположению об отсутствии по крайней мере в некоторых австралийских языках иерархической структуры предложения (так называемая гипотеза неконфигурационности австралийских языков). В большинстве австралийских языков наблюдаются особые формы речи, связанные со специфическими социальными или этнокультурными ситуациями (употребляемые внутри определенных социальных групп, при общении некоторых категорий родственников и т.п.); чаще эти формы включают лишь особую лексику, но иногда имеют и специфические грамматические черты.
До 1930-х годов описанием австралийских языков занимались в основном этнографы и миссионеры. Начало их серьезного изучения связано с деятельностью Артура Капелла и его учеников в 1930–1950-е годы. Начиная с 1970-х годов появляется множество описаний австралийских языков и работ обобщающего характера, выполненных на высоком научном уровне, причем некоторые выявленные в этих работах языковые факты оказывают значительное влияние на лингвистическую типологию и общую лингвистику. В частности, после публикации Р.Диксоном в 1972 грамматики языка д(ь)ирбал получили широкую известность и активно обсуждались в литературе особенности синтаксической структуры и системы именных классов в этом языке.
Остин П. Австралия. – В кн.: Атлас языков мира. М., 1998
